Бомбежка заставила вмиг повзрослеть
«Первые дни войны я не помню. А вот ощущение подавленности, которое исходило буквально от каждого - и взрослого, и ребенка, - и некоторый испуг помню прекрасно, - начинает свой рассказ Лилия Обликимовна. – Я жила с бабушкой и дедушкой. Когда началась война, мама эвакуировалась на Кавказ, отец ушел на войну. Деда не брали: он был намного старше бабушки и не подходил по возрасту».
Детям всегда хочется играть. Находили себе развлечения и малыши в Севастополе, только игры у них были не детские, так или иначе связанные с войной: собирали пули и гранаты, противогазы… Собирались вырасти и пойти защищать Родину. «Мы, конечно, недопонимали всей страшной сути происходящего, - рассказывает ивановка. – Но когда началась бомбежка и нам всем - и детям, и взрослым - пришлось прятаться в бомбоубежищах, когда на наших глазах стали погибать люди, - мы, кажется, вмиг повзрослели…»
Одно из первых страшных воспоминаний: глубокой ночью из окон от взрыва посыпались стекла. Спавшая у окна девчушка страшно перепугалась. Семья побежала прятаться в бомбоубежище... Им повезло; а многих соседей в ту ночь убило.
Хорошо помнит она и каково это – жить «под немцами». «Все, конечно перепугались, когда узнали, что немцы пришли в город. От них мы прятались, где придется, - рассказывает Лилия Беляева. – Однажды сидели, укрывшись в маленьком домике напротив, и наблюдали, как они с оружием в руках входят в наш дом. Уже будучи взрослой, осознаю, как это неприятно, когда без приглашения входят в твой дом, ищут и берут там всё, что захочется… И страшно. И за себя, и за близких. Мы, дети, словно почувствовав это, сидели тихо, как мыши и, хотя очень хотелось гулять, не просились на улицу».
Запах смерти был повсюду
Жителям Севастополя пришлось ко многому привыкать. Запах смерти словно поселился в городе. Он не был резким и явным, но остро ощущался в теплом крымском воздухе.
Переулок, в котором жила семья Лилии, находился на окраине города и вел на кладбище. В один из дней улица печально оживилась. Когда девчонка выбежала во двор, то увидела нескончаемо длинную, неровную колонну людей. То, как они шли, грустно опустив глаза в землю и с трудом передвигая ноги, ясно давало понять: их гнали издалека и вели на смерть. Сопровождали их люди в немецкой форме с оружием наперевес.
«На руках у многих были совсем маленькие дети, но изнывающим от голода и жажды людям было уже словно всё равно, - вспоминает Лилия Обликимовна. – В толпе наблюдающих послышалось: «Расстреливать ведут». И мы старались ничего не слышать, но земля стонала, когда они умирали. Во всяком случае, так утверждали соседи, прикладывая ухо к земле».
Скорее всего, на кладбище вели евреев. И, поскольку выстрелов, криков и стонов никто так и не услышал, севастопольцы с ужасом предположили, что всех закопали заживо. Об этом было даже страшно подумать. И каждому поневоле приходила в голову мысль: а вдруг мы будем следующими?..
«Тогда бабушка и дедушка решили бежать в Херсонес. Там еще было относительно тихо, - вспоминает Лилия Обликимовна. – Идти нужно было через степь, укрыться негде. Как только дед замечал вдали пыль и полагал, что там немцы, мы прятались в овраге… Так благополучно пришли к сестре бабушки, которая жила с двумя внуками».
Черное море стало алым…
В Херсонесе, по словам Лилии Беляевой, скорее всего, стояли румыны, а не немцы. Они казались не такими злобными и жестокими. Но один мелкий, казалось бы, случай почему-то остался в памяти. «Помню, у тети в сарае жила одна тощая курочка: бабушка берегла снесенное ею яйцо для маленькой внучки. Солдат, узнав, что у нас есть курица, пришел и отрубил ей голову. Живучая птица потом еще долго продолжала бегать по двору, - вспоминает моя собеседница. – Для нас, детей войны, это стало каким-то символом живучести. Мы смотрели на это страшное действо и понимали, что жизнь одна и нужно бороться за нее до конца»...
А потом за жителями стали приезжать большие грузовики. В них, размахивая автоматами и грозно покрикивая «Шнелле!», грузили людей и вывозили в большое здание за колючей проволокой. Вспоминая об этом, женщина не может сдержать слез: «Нам не давали взять с собой ничего. Выводили небольшими партиями. Никто из стоящих в длинной шеренге людей не знал, куда нас собираются везти. Люди медленно шли к машинам. За порядком следил немец в высокой фуражке, в черных перчатках и с кнутом в руке. Этим кнутом он не одного человека забил до смерти».
Когда отправилось уже несколько машин с людьми, подошла очередь и семьи нашей сегодняшней героини. Но тут бабушка упала в обморок, дед подхватил ее на руки, а маленькая Лилия залилась слезами от ужаса: она решила, что бабушка умерла. «В толпе говорили, что нас повезут топить в море. Это было очень похоже на правду: одна из женщин рассказывала, что живет у моря, и недавно к берегу прибило много трупов: женщин, детей, стариков, а море было алым от крови…».
На этом снимке Лилии 12 лет. Что за малыш с нею рядом, она уже не помнит
Наелась досыта после 15 лет
Для Лилии Обликимовны и сегодня осталось загадкой: действительно ли бабушке стало плохо или она это сделала нарочно, чтобы спасти им жизнь. Как оказалось, больных и немощных в машины не брали. «Ко мне подошел немец и стал успокаивать. И хотя говорил он по-немецки, лишь иногда переходя на ломаный русский, я поняла, что он говорил: «Не плачь, ребенок. Больных не берут. Скоро хлеб привезут, - вспоминает она. - Когда все уехали, мы удивились - так вокруг стало тихо. Переполненное людьми здание было совсем пустым. Остались только мы и несколько раненых. Они говорили, что ночью придут наши брать Севастополь, и мы после тревоги ушли прятаться в окопы». Наша героиня так и не узнала, куда увезли всех остальных. Позднее она пыталась найти хоть какие-нибудь сведения об этом, но тщетно...
Когда утром семья вышла из окопа, стояла тишина. Не было тревоги, никто не стрелял. Такого солнечного осеннего утра Лилия Обликимовна больше не помнит. Но, идя по улицам родного города, они видела горы трупов. Мертвые солдаты лежали, сложенные рядами, чтобы можно было пройти. О том, какие чувства испытывали те, кто спасся, идя по этому живому кладбищу, легко догадаться…
День освобождения своего города жители Севастополя в какой-то мере считают началом конца войны. Это был настоящий праздник! Бабушка маленькой Лили где-то раздобыла муку и весь день и всю ночь пекла и угощала блинами всех желающих. А над городом засверкал салют. Его, приняв за очередное нападение, жутко испугалась девочка.
Сегодня, вспоминая все эти события, главными чувствами того времени Лилия Обликимовна называет вечный голод и страх. Людей в военной форме она потом боялась всю жизнь, а наесться досыта ей удалось только после 15 лет. До этого девочка не знала вкуса яиц, молока, масла, сахара, и ей всегда хотелось хлеба.
Лилия Беляева имеет статус пострадавшей от депортации: в 1944 году она вместе с дедушкой и бабушкой уехала жить в Узбекистан, а последние десять лет живет в Иванове. В ее семье очень бережно относятся к этим крупицам памяти, которые обязательно будут передаваться из поколения в поколение.
Справка Оккупация Севастополя фашистами продолжалась ровно 22 месяца. За это время в городе были замучены, расстреляны и сожжены 27 306 человек, главным образом женщины, дети, старики и раненые солдаты. В Германию угнали десятки тысяч людей. Из довоенного населения, составлявшего 120 тысяч человек, к 1944 году в Севастополе выжило всего три тысячи! В городе активно действовали несколько подпольных организаций: совершали диверсии, печатали листовки, собирали оружие, надеялись на высадку советского десанта. Но дождаться своих большинству подпольщиков не было суждено: их группы были разгромлены гестаповцами с ноября 1943-го по март 1944 года. Оставшихся на свободе соратников герои подполья не выдали…
