Парашют сопоставим по цене с автомобилем
Если говорить именно о спортивном парашютизме, то в регионе дела обстоят не лучшим образом. В аэроклубе сейчас занимается только один спортсмен, кандидат в мастера спорта Вячеслав Макарьев.
- Александр Николаевич, что произошло? В свое время область давала кадры для сборной Союза…
А. Б.: – В 1975 году наш клуб переехал в Ясюниху (до этого он располагался на улице Красной Армии), а в 1976-м руководить им стал Евгений Николаевич Моторин, мастер спорта между народного класса. Это был золотой век клуба: в год мы стабильно готовили двух мастеров спорта, четыре-пять кандидатов. Для сравнения: в последние пять шесть лет кандидатов у нас не было вовсе, только разрядники. В чем причина? Во время перестройки разрушили саму систему подготовки спортсменов (это касается не только парашютного спорта). Три прыжка стоили 3 рубля 50 копеек (за три прыжка присваивался третий спортивный разряд), сейчас один –2700 рублей. Мы на самоокупаемости, нас государство не поддерживает.
- Да, парашютный спорт не из дешевых...
А. Б.: – 2700 рублей – это для новичков, спортсмены прыгают за 800, если со своим парашютом – 650. Вот только нормальный парашют стоит, как машина. Слава Макарьев купил за350 тысяч рублей.
М. Л.: – Сейчас народ тянется к экстриму, к острым ощущениям. Идут прыгать, чтобы проверить себя, рискнуть. Ради одного раза, а не ради долгих занятий. Остаются, как правило, те, кого прыжок приводит в восторг. И, те, кому позволяет здоровье. Целая стопка бумаг – список противопоказаний к парашютному спорту.
- В таком случае как могут заниматься спортсмены?
А. Б.: – Работают здесь же инструкторами. Поднимаются в воздух вместе с «перворазниками», следят за ними, прыгают сами. Вот только в день мы совершаем два-три, иногда четыре подъема. Этого очень мало. На тренировках сборной команды спортсмены делают минимум восемь прыжков в день. Кстати, раньше мы работали с призывниками, специально готовили их к службе в ВДВ, последний раз – в 1993 году. После этого нам обещали сверху, что надо перетерпеть, переждать годика три. Ждем до сих пор.
М. Л.: – Тяжело сосредоточиться на собственном прыжке, когда нужно думать о «перворазниках». С кем-то надо индивидуально поработать (с тем, кто себя неуверенно чувствует), кого-то подбодрить, о себе думаешь в последнюю очередь. И всё равно мы выступаем на турнирах. Недавно наша команда заняла третье место на всероссийских соревнованиях, в которых участвовали многие дивизии ВДВ.
Дорога гораздо опаснее неба
- Можете назвать свой самый запомнившийся прыжок?
А. Б.: – Первый, конечно, хоть у меня их и больше четырех тысяч. Интересно, что тогда для совершения первого прыжка мы готовились полтора года, все типы парашютных систем знали. Сейчас за деньги можно пройти трехчасовой инструктаж и прыгнуть. Правда, укладывать и собирать парашют вас не научат.
М. Л.: – А я первый прыжок забыл. Помню, как ехали, как инструктор рассказывал анекдоты, чтобы нас приободрить. Анекдоты, кстати, совсем не смешные. Но хохотали все. На адреналине. А так… Много запоминающихся. Помню, как для рекорда прыгал с высоты 6800 метров, когда еще никакого серьезного кислородного оборудования не было. Недавно 85 человек одновременно прыгали. Жаль, сотню не удалось собрать.
- А что самое сложное в прыжке?
М. Л.: – Для новичка – выпрыгнуть. Из самолета никто не выталкивает, как рассказывают в анекдотах, но психологически можем помочь: второй раз ко манду дать, прикрикнуть.
А. Б.: – Подготовка к прыжку построена таким образом, что нерешительный человек может отказаться в любой момент, до посадки в самолет. Бывают и такие, кто не выпрыгивает. Но это единичные случаи.
- Насколько опасен парашютный спорт? Наверное, здесь цена ошибки куда выше, чем в других видах…
А. Б.: – Травму можно получить, если неправильно приземляться. От неприятностей не застрахованы даже опытные парашютисты. Особенно если приземление сложное. Несколько лет назад сам разбился, когда на посадку заходил. Во Владимире, на празднике каком-то. «Показуху» делали, погода плохая была, ветер сильный. Думал, костей не соберу. Ничего, собрал, теперь снова прыгать могу. С показательными выступлениями в городах вообще бывает сложно: прыгаешь в незнакомом месте, на незнакомую площадку, с про водами, зданиями, люди спешат тебя окружить. Тяжело.
М. Л.: – В год в стране гибнут 10-12 парашютистов. Это мизер по сравнению с количеством разбившихся в ДТП. То есть шанс умереть по дороге на аэродром куда выше, чем прыгая с парашютом. Самым травмоопасным видом спорта считается мотоспорт. Мы отрабатываем на земле все ситуации, которые могут произойти в воздухе, у нас это называется «особый случай». Если парашют не раскрывается, всё делаешь на автомате, всё отработано до секунды, потому что в воздухе у тебя только секунды и остаются. К примеру, парашют надо раскрыть до высоты 600 метров. Если прыгаешь с 1200, при нераскрытии основной системы на принятие решения остается около пяти-шести секунд. А насчет травм… Я недавно ногу сломал на охоте.
Для одних – яркое воспоминание, для нас – вся жизнь
- Какие еще есть увлечения, кроме парашюта?
М. Л.: – Работа – главное хобби. Ну и на охоту хожу, на лыжах катаюсь, иногда горных, надо себя в форме держать. Преданность делу мы через всю жизнь пронесли, до сих пор висим на стропах. Это во всём должно быть, чем бы ты ни занимался. На праздник собираемся с теми, кто раньше забросил прыгать, ушел в другую профессию. Они начинают вспоминать те 20 или50 прыжков, что у них были, для них это – самое яркое воспоминание. А для нас – вся жизнь.
А. Б.: – У меня никаких хобби, всё время на работу уходит. Даже праздник для нас, как для лошади свадьба. Голова в цветах, а… дальше сами знаете. Сюда приезжают те, кто когда то занимался парашютным спортом, а мы организовываем прыжки, мероприятия.
- А есть ли какие-то традиции, может быть, приметы?
А. Б.: – Примета у нас толь ко одна: мы никогда не скажем слово «последний» в отношении прыжков. Только «крайний». Последнего прыжка быть не должно.
