К середине XVIII века село Иваново превратилось в один из крупнейших центров нарождающейся российской текстильной промышленности. Работников на свои фабрики местные "капиталистые" крестьяне обычно брали "вольным наймом", а вот для обслуживания домашнего хозяйства приобретали собственные земли и крепостных. Эти покупки формально делались на имя помещика, но реально всё находилось в распоряжении ивановских толстосумов. Такие сделки не всегда завершались благополучно…
Покупал крепостных на имя барина
К началу XIX века фабрика Михаила Ямановского была крупнейшей в Иванове. В 1817 году на ней трудились 1487 человек, а продукции реализовали на 1,9 млн рублей. Большая часть ткачей работала в деревнях, получая пряжу на дом.
Острая нехватка рабочей силы сподвигла фабриканта на "массовую закупку" крестьян. В июле 1819 года Сеченова продала "графу Шереметеву" 60 мужчин из деревни Трутнево (близ Шуи). Ямановский поселил их в казармах при фабрике. За работу они получали такую же плату, как и вольнонаемные.
Четыре года спустя Михаил Иванович начал испытывать финансовые трудности. Рабочие в таком количестве ему уже не требовались, и было решено всех принадлежавших ему крестьян продать "на вывоз". Так шуйский помещик Михаил Марков приобрел у Ямановского за 38 100 рублей 109 мужчин и 137 женщин. Со следующего года крестьяне перечислялись в "подушный оклад" в село Воскресенское.
Поскольку для их обустройства нужно было выстроить "приличные дома", большая часть крестьян осталась в казармах Ямановского, а несколько человек отправились в Воскресенское в качестве дворовых работников. Остальные должны были уплачивать новому помещику денежный оброк, зарабатывая, как и прежде, трудом на фабриках.
Несогласных грозился продать в рекруты
Многие из крестьян не хотели платить оброк. В конце августа 1824 года староста Кирилл Семёнов получил от Маркова приказ "нимало не медля" выслать таковых в Воскресенское. Однако крестьяне "наглым образом" отняли приказ у старосты и снарядили депутацию к владимирскому губернатору Петру Апраксину. В своем прошении они сообщали, что были куплены Ямановским на имя своих хозяев, графов Шереметевых, после чего находились в услужении у него на фабрике "как крепостные".
Тогда Михаил Иванович прекратил им платить за работу. Крестьяне пожаловались в домовую канцелярию Шереметева, а тот в ответ по доверенности продал их Маркову. При этом нового помещика они, якобы, даже не видели: ими продолжал распоряжаться Ямановский, угрожая "годных продать в рекруты, а негодных наказать". Сделку с Марковым крестьяне считали фиктивной и ссылались на указы 1816 и 1823 годов.
Такие доводы приобретали серьезный вес. Дело в том, что еще с середины XVIII века правительство ограничивало права владеть крепостными лиц недворянских сословий. Разночинцы могли содержать у себя крестьян только на условиях найма, иначе отпустившим их помещикам грозил штраф, а самим работникам предоставлялась свобода.
Жалобщики дошли до Петербурга
Члены Шуйского уездного суда в полном составе явились в Иваново и подтвердили всё изложенное в просьбе губернатору. В свою очередь староста заявил, что крестьянами управлял вовсе не Ямановский, а он сам – по приказам нового хозяина. Все остальные, по его словам, исправно платили оброк Маркову. Когда суд опросил этих крестьян, те подтвердили показания старосты. Однако узнав, что помещик желает перевести их на новое место жительства, заверить эти показания отказались, заявив, что "желают быть с места недвижимы".
Сам Ямановский от работников открестился: он утверждал, что никогда их не покупал, а трудятся они не только у него, но и на других ивановских фабриках.
Между тем крестьяне решили стоять до конца. 7 октября 1824 года Апраксину была подана вторая просьба. Еще одну бумагу жалобщики направили в уездный суд, а третью – в Петербург.
В новом прошении авторы обвиняли Ямановского в том, что тот "под именем помещика своего, заманя нас в свое распоряжение, затем в продолжение довольных лет издеваясь над нашим простодушием и бедностью, вынудил нас искать начальнического себе покровительства и защиты".
Михаил Марков продолжал утверждать, что юридически крестьяне принадлежат ему. Он полагал, что они желают избежать отправления "на полезную обществу и себе крестьянскую работу, от которой их легкая жизнь фабричная отвлекает".
Уездный суд 28 ноября принял решение троих крестьян, "яко больше всех склонных к возмущению", отдать в солдаты, а в случае негодности – сослать на поселение. Остальных необходимо было обязать "строжайшей подпискою" повиноваться новому хозяину.
Когда шуйские чиновники прибыли в Иваново с указом суда, 26 человек быть в повиновении новому хозяину отказались, сообщив, что "с общего согласия без всяких письменных видов" отправили в Санкт-Петербург четверых односельчан. Они должны были явиться в вотчинную контору Шереметева и выяснить, действительно ли Марков является их новым владельцем.
"Ходоков" отправили в Сибирь
Вернувшиеся спустя несколько месяцев члены этой делегации рассказали, что допущены к Шереметеву не были. Письменное прошение они отдали лакею, а сам граф говорить с ними не стал, посоветовав явиться на следующий день. "Делегаты" так и поступили, но в канцелярии получили ответ: "Дело сделано, и вы Маркову проданы".
Через трое суток им всё же удалось добиться встречи с Шереметевым. Граф заносчиво объявил просителям, что крестьян не продает, а покупает, после чего приказал вновь явиться к нему в канцелярию. После второго появления крестьян канцеляристы решили не искушать судьбу и отправили их в "съезжий дом", где ивановцы получили паспорта для возвращения в свое село…
Позже дело рассмотрела высшая инстанция – Владимирская палата уголовного суда. Ее решением, объявленным 13 июля 1825 года, всех крестьян Ямановского надлежало с помощью воинской команды силой вывезти в Воскресенское, а петербургских челобитчиков судить в уездном суде. Но когда дворянский заседатель прибыл в Иваново, крестьяне вновь отказались дать ему подписку в повиновении Маркову.
В конце концов 13 мая 1826 года уездный суд принял решение: петербургских "ходоков" отправить на поселение в Сибирь, выдав каждому по 10 ударов кнутом, а остальных неповинующихся наказать плетьми и отдать в вотчину Маркова.
Спустя год крестьяне жаловались, что шуйский земский исправник "забрав женщин с лишком из двадцати наших семейств, поступил с ними, как с сущими злодеями": избил шпагой до крови четверых, а остальных, связав руки, доставил к Маркову. Оставшееся в Иванове имущество беглых крестьян "всё распропало". Таким вот печальным образом завершилась попытка крестьян Ямановского "отыскать свободу".
