Шуйский уезд уже к середине XIX века был крупнейшим центром текстильного производства Российской империи. В 1856 году полотняные промышленники и фабриканты в Дунилове вырабатывали бумажную пестрядь, ситец и миткаль – до 35 000 штук на 150 000 рублей. Фабриканты, выкупившиеся на волю, были состоятельными людьми. Их богатые дома возбуждали зависть не только у соседей-крестьян, но и у господских управляющих. Итогом этой глухой ненависти и стало дело о загрязнении Тезы отходами производства полотняных фабрик.
Даже лошади пить из проруби отказались
Красильные отходы действительно губительно действовали на речную воду, но даже в более крупных промышленных центрах это долгое время не вызывало проблем. Так что загрязнение Тезы в районе Дунилова несколькими небольшими "фабричками" вряд ли могло привести к фатальным последствиям для сельчан.
Зато оно озаботило управляющего здешним имением Меншикова – шуйского купца Василия Колпашникова. 13 января 1852 года он подал прошение на имя императора Николая I, где уверял, что фабриканты спускали в реку "вещества, которые вредны для здоровья народа" так, что вода в ней была "беспрестанно испорчена" и от ее употребления заболевал даже скот. Колпашников просил суд удостовериться в этом через медицинских чиновников и запретить "делать в реке размывку товара и спускать из фабрик вредные жидкости…"
Шуйский земский исправник Николай Алалыкин прибыл на место 8 февраля 1853го. Первыми допросили крестьян вотчины Меншикова. Но оказалось, что особого вреда от "беспрестанно испорченной" воды они не ощущают. Василий Лепёшкин отмечал, что воду "для пищи и прочего употребления" берет из Тезы. Ее порчу от размывки ситцев и миткалей он полагал невозможной.
Григорий Шапошников всё же вспомнил один случай, когда его лошади принесенную из проруби воду пить не стали: "видно, что она была мутная сверху от спуска жидкостей из котлов". Жена Шапошникова, Матрёна Яковлевна, "вредной воду не замечала", но полагала, что от умывания ею "бывает боль в глазах".
А вот Полиевкт Шорин, "ходя на реку за водою, неоднократно замечал оную мутной, имеющий вид как бы красный. Нечистота, впрочем, скоро проходила, и вода очищалась". Флегонт Печёнкин нередко видел в воде муть и в это время для пищи ее не брал. Подобных ему крестьян оказалось еще 13.
Отходами фабрик удобряли пахотную землю
Допросу подверглись и сами дуниловские фабриканты. Юрьевецкий купец Асигкрит Балин отмечал, что проживает в селе издавна и имеет "небольшое красильное заведение, устроенное предком моим без всякого со стороны гражданского начальства и помещика препятствия". По его словам, ни дуниловские, ни горицкие крестьяне, пользующиеся водой, никогда ни на что не жаловались "потому что не видят ни малейшего вреда реке ниже заведения".
Единственной проблемой мог быть "окшар" (отход после использования кубовой краски), который зимой выносился из фабрики на набережную. Когда весной берег размывало, ямы Балин заваливал этим "окшаром", а иногда им пользовались и жители, вывозившие его "на пахотную землю для удобрения". Фабрикант полагал, что если бы "окшар" действительно был вреден, жители бы им не пользовались. Ни о каких болезнях крестьян от употребления речной воды он не слышал.
Мало того, по словам Балина, "фабрики сего рода в больших размерах существуют и свободно действуют при реках в разных российских городах и селениях, как то: в столице Москве, городе Шуе и селе Иванове. Из сего следует, – заключал он, – что Колпашников из одной только прихоти вознамерился нанести мне тяжкий убыток и остановить мою промышленность, от чего покорнейше прошу меня защитить".
Аналогичные объяснения дали другие дуниловские фабриканты, менее авторитетные, чем будущий основатель знаменитой мануфактуры в Юже. Шуйский купец Яким Борзов, который имел небольшое ситцевое заведение, в воду "не только нечистот, но и ничего вредного" из фабрики не спускал, а размывку товаров производил на середине реки "в особо обгороженных стройках".
Яму для стоков вырыли перед визитом проверяющих
После опроса фабрикантов земский исправник Николай Алалыкин освидетельствовал их предприятия. Все они оказались расположены позади домов самих владельцев. У Борзова была устроена деревянная "заварка", где располагались четыре чана, "в коих варится цыдрон и крап". Неподалеку вырыта яма для спуска воды, покрытая тесом. Канав для спуска жидкостей к реке обнаружить не удалось "по зимнему времени и глубокому снегу".
На "заварке" крестьянина Ивана Белянкина также имелось четыре чана, а вот ямы для спуска отходов не было. У шуйского мещанина Василия Константинова стояли два небольших котла. Проверяющие обнаружили трубу для спуска ядовитых стоков прямо в реку. Что касается ямы, то ее вырыли незадолго до появления Алалыкина – вокруг еще была видна "выкиданная мерзлая земля". Хотя Константинов утверждал, что яму устроили давно, а перед приходом проверяющих лишь вычистили.
Заведение Балина находилось лишь в 6,5 метра от берега Тезы, причем большую часть этого пространства занимала "большая груда окшару", наваленная на спуске к реке. "Окшар этот замерзлый, обнесенный снегом, цвет имеет голубой", – удостоверяли проверяющие.
После осмотра заведений опросили дуниловских прорубщиков. Крестьянин Фёдор Козин, который уже три года занимался "вырубкой прорубей на Тезе" выше моста, показал, что фабриканты спускали "жидкости" со своих заводов через канавы прямо в реку, но вреда они не наносили, поскольку быстро уходили по течению.
Другой прорубщик, Семён Кобылин, расчищавший проруби ниже моста (напротив заведений Балина и Константинова), отмечал, что после спуска "жидкостей" с завода последнего "вода делается мутною", но спустя час река вновь прозрачная.
Крестьянин Александр Телегин, более 20 лет содержавший трактир в Дунилове, также уверял, что после спуска нечистот с константиновского завода "вода бывает мутна, но вскоре проносит".
***
Итоговый вердикт по делу вынесли ученые. Уездный врач Зиберт освидетельствовал пробу воды, взятой выше и ниже села по течению реки 15 мая 1853 года, и заключил, что она "отличительного вкуса и запаха одна от другой не имеет".
Воду разлили по бутылкам, опечатали и отправили на исследование во Владимир. Там члены врачебной управы удостоверили, что вода оказалась чистой, почти без осадка и "не обнаруживала никакого запаха". Кислотных, щелочных и металлических примесей в ней не имелось. В результате было дано заключение: вода "не содержит никаких вредных ни для человека, ни для употребления скоту примесей". Дело, раздутое дуниловским управляющим, закрыли.
