Дьячок гонялся за дьяконом с колом

Конфликты между батюшкой и членами причта были не редким явлением. Церковные доходы едва обеспечивали духовному сословию приемлемый уровень жизни. Обычно священнику доставалась половина всего дохода, четверть уходила его главному помощнику – дьякону, остальное делилось между дьячком и псаломщиком. Так что иногда "каждый пирог или яйцо были предметом величайших споров". Нередко конфликты тянулись годами и даже десятилетиями, поскольку замену "проштрафившимся" найти было трудно.

Поэтому участников трагического происшествия в январе 1834 года подробно допрашивали об их отношениях со священником. Прихожане в один голос твердили: "ссор и неудовольствий" между членами причта они не замечали. Да и поведение Новосильцева в роковой день говорило о том, что отношения с дьяконом и дьячком у него были самые благожелательные.  

При этом дьячок Степан Никитин вовсе не был скромником. В архивах духовного правления нашлись дела по обвинению его в "буйственных поступках". Так, в августе 1816 года он явился с колом к своему дяде Алексею Иванову, дьякону той же Богородской церкви. Тот побежал к соседу, а Никитин – за ним с криком: "Убью до смерти, не уйдешь!" Когда Иванову удалось скрыться в доме священника, Никитин хотел выбить окно, и лишь сбежавшиеся на крик люди удержали его.

Стал свидетелем, собирая подаяние для церкви

Уже на следующий день после смерти Новосильцева к ивановскому дьякону Ивану Добронравову явилась некая "женка", которая сообщила, что свидетелем происшествия был ее отец. Дьякон, дьячок и пономарь якобы ссорились со священником, ругали его. Когда нечаянный свидетель приблизился к буйной компании, то услышал: "Поди ты, старый черт, прочь, а иначе тебе то же будет!" 

С этой историей Добронравов помчался к руководившему следствием земскому исправнику Петру Языкову и благочинному Афанасию Лепорскому. Но те приняли всё это за досужий вымысел.

Весной 1835 года случились еще две истории, которые свидетельствовали в пользу версии об умышленном убийстве. В начале апреля новый священник Пётр Карабинов и прежний пономарь Алексей Побединский проводили молебен в доме крестьянина деревни Подталицы. Там была и теща погибшего Новосильцева. Она услышала от пономаря следующую фразу: "Ну убили попа, так убили... Мы все заедино! Семь бед, один ответ – нам здесь не жить!"

Позже в дом вдовы священника явился нерехтский крестьянин Иван Каракулин. Он собирал для своей церкви подаяние и январским вечером 1834-го оказался на дороге из Иванова в Богородское. Каракулин, по его словам, слышал, что Новосильцев просил не убивать его, а отпустить хотя бы проститься с семьей и кричал: "Ведь я отец ваш духовный!" На это причетники глумливо отвечали: "Здесь прощайся!" и били его "кряквиной" (толстой кривой палкой).

Подобную историю Новосильцевы слышали не впервые, но когда им рассказал ее очевидец – решили, что молчать дальше не будут.

Пререкания из-за опоздания на молебен

Вдова Надежда Ивановна написала прошение владимирскому архиепископу Парфению, где изложила все перечисленные факты. По ее мысли, дьякон и причетники издавна питали злобу на Новосильцева "на взыскания по должности и наставительные убеждения об исправлении их зазорного поведения". В уединенном месте лесной дороги они до смерти избили его, посадили в сани и отправили домой...

Парфений обратился к губернатору с просьбой выслать для следствия чиновника из Владимира. Следователи быстро нашли виновников страшных слухов. В частности, 54-летнего Ивана Каракулина. Как минимум пятеро "дворовых женок" подтверждали, что знакомы с его версией о жуткой смерти Новосильцева. Только вот сам свидетель показал, что никогда ничего подобного не говорил, и даже отказался признавать в лицо предъявленных ему свидетелей...

Еще более странной оказалась история со словами, брошенными пономарем Побединским в Подталицах. Священник Карабинов передавал фразу так: "Семь бед, один ответ – нам здесь не жить!" Ни о каком убийстве попа в ней якобы не говорилось. По словам дьякона Иванова, Побединский опоздал на молебен и на его укор ответил: "Что это за диковина! Семь бед, один ответ!" А вот сам пономарь утверждал, что опоздал именно дьякон. И когда он начал пенять ему, тот решил ответить. Указав на девку из толпы, Иванов заявил, что она любовница Побединского. Решив прервать неуместную дискуссию, пономарь ответил: "Нам с тобой не жить!" – и потянул опоздавшего в избу... Так или иначе, слов "Мы убили попа" от пономаря не слыхал никто, кроме тещи погибшего.

За распространение слухов отправили в работный дом

Уездный суд вынес приговор более двух лет спустя после смерти Сергея Новосильцева. Было решено, что попадья "желает сделать вред" бывшим сослуживцам мужа. Иван Каракулин, по мнению судебных чиновников, явился тайным орудием мести семьи Новосильцева: его подучили распространять ложные слухи. Он и получил единственное реальное наказание – год содержания в "работном доме".

Хотели осудить и Федосью Ястребову, на второй день после трагедии поведавшую о ней Ивану Добронравову. Но губернская палата уголовного суда решила наказание смягчить: срок Каракулина был сокращен до месяца, а Ястребова и вовсе "оставлена в подозрении".

Такая позиция суда представляется вполне обоснованной. О конфликтах священника с причтом известно лишь со слов его тещи – остальные свидетели ничего об этом не знали. Роль Каракулина выяснена вполне достоверно: его яркий рассказ явился плодом воображения горевавших родственников. Основой для него послужил другой – тот, что Иван Добронравов на следующий день после смерти батюшки услышал от Федосьи Ястребовой. Но здесь, судя по всему, участникам событий пришлось столкнуться с ненадежным свидетелем. Он действительно видел нечто странное на темной ночной дороге, а когда приблизился, получил резкий ответ от одного из участников. Объяснить это нетрудно: "участники ДТП" были в глубоком шоке и не нуждались в свидетелях. Но вот всё остальное было выдумкой – иначе трудно объяснить его отказ повторить слова следствию. Дочь же поверила отцу и постаралась как можно быстрее донести информацию до пострадавших...