В серединной России XVIII–XIX веков ни один сельский праздник не обходился без местного батюшки. Не случайно в отчетах об образовании и личных качествах священников обязательно присутствовала графа о "трезвом поведении". Но даже положительная характеристика не гарантировала отсутствия различных "эксцессов". В госархиве Ивановской области хранятся документы об одном из таких.
После окропления было возлияние
7 января 1834 года батюшка отправился в соседнюю деревню Иконниково (ныне это центр Иванова – район улицы 8 Марта). В тот день свое "тезоименитство" праздновал дьякон Успенской церкви, 25-летний Иван Смирнов. Отстояв литургию, Новосильцев отправился к нему и отметил знаменательный день – не без горячительных напитков. Были с ними также 45-летний дьячок Богородской церкви Степан Никитин и молодой пономарь Алексей Побединский.
Из дома Смирнова все отправились на "водосвятие" в Иконниково. Такие поездки совершались нередко: священник должен был регулярно посещать и окроплять святой водой дома прихожан. При этом не обходилось без угощения...
Всё повторилось и в этот раз. Как отмечал в своих показаниях дьякон, они были "угащиваемы" вином и настойкой и оказались в "довольно нетрезвом виде". Обратно в Богородское отправились на двух санях: в передний экипаж со священником сел дьякон Смирнов, а пономарь и дьячок ехали сзади.
Около семи часов вечера к дому Новосильцевых подбежала жена Смирнова, дьяконица Анна, постучала в окно и попросила хозяев выйти. На ее встревоженный вопрос: "Дома ли батюшка?", домашние священника ответили, что он еще не возвращался. Анна возразила: "Да вот лошадь-то, тут ли батюшка-то?" Стало ясно, что случилось нечто из ряда вон выходящее.
Новосильцев сидел в санях, склонив голову на грудь, его шапка и рукавицы лежали на коленях, лицо было в крови. Вытащить грузного супруга сама Елена не смогла, помогли барские конюхи (усадьба владельца села располагалась рядом).
СПРАВКА "ИГ". Священник Успенской церкви села Богородское Сергей Новосильцев со всех сторон характеризовался положительно. Служил он в Богородском уже 16 лет. Попал на это место, женившись в июле 1818 года на старшей дочери прежнего священника, Петра Знаменского, и окончив перед этим Владимирскую семинарию. Жена Елена была младше Сергея, которому едва исполнился 21 год, на шесть лет. У Новосильцевых было шестеро детей. Сергея любили прихожане, ценило начальство.
Ничто не предвещало трагедии. И тем не менее она случилась...
Апоплексический удар с "боевыми знаками"
Священника отнесли в избу. Шея у батюшки была синяя, на брови и виске виднелись "боевые знаки". Дьякон Смирнов бросился к благочинному – священнику ивановской Крестовоздвиженской церкви Афанасию Лепорскому. Он сообщил, что Новосильцев "отчаянно болен, так что едва ли его застанут живым", и убедительно просил отправиться с ним в Богородское.
Осмотрев уже холодное тело батюшки, Лепорский решил, что тот скончался "от апоплексического удара" (инсульта). Когда ему пришлось давать показания о причине такого умозаключения, благочинный ответил так: Новосильцев отличался "скромной и трезвенной жизнью", на хорошем счету были и его подчиненные. "Значительных боевых знаков" на теле священника не имелось, так что приписывать ему "насильственную, паче же зазорную смерть" Лепорскому казалось неправдоподобным.
Впрочем, прибывшие полицейские чиновники быстро выяснили, что "боевые знаки" у Новосильцева не такие уж незначительные. Лицо, грудь и спина у него были темно-синего цвета, правая половина головы, а также щека и шея сильно распухли, ухо превратилось в кровавую лепешку, а изо рта и носа "истекала сукровица".
После лекаря в деле разбирался исправник
Для вскрытия тела был вызван из Шуи уездный лекарь. Он констатировал, что батюшка скончался от кровоизлияния в мозг. А вот из-за чего оно произошло, доктор не знал. С этим пришлось разбираться земскому исправнику.
Вдова и теща погибшего обвиняли в смерти Новосильцева его подчиненных – дьякона, дьячка и пономаря. Ведь уезжали в Иконниково они вместе, а обратно батюшка вернулся один. Причем в его санях лежали вещи всех троих попутчиков: шапка дьякона Смирнова, рукавицы пономаря Побединского и армяк дьячка Никитина.
Свою версию событий изложил каждый участник истории. Дьякон утверждал, что Новосильцев, с которым он сидел в одном экипаже, "ехал во весь конский бег и правил очень бойко". На ухабе упряжка подпрыгнула, возница вывалился из саней. Перехватить вожжи у Смирнова не получилось, и лошади пронесли его еще более ста метров. Сзади уже подтянулась вторая упряжка с дьячком и пономарем. Вернувшись, они нашли Новосильцева лежащим рядом с дорогой лицом вверх. Его с трудом посадили в сани. Батюшке было нехорошо, он "томным голосом" просил у них прощения. На вопрос пономаря: "Что ты, батюшка?", он ответил: "Сохрани меня, Алексей Петрович!"
Побединский пересел в сани со священником и весь обратный путь поддерживал его. Когда сани доехали до "прошпекта", широкой улицы, которая вела в село, батюшка был уже мертв.
Смирнов и Побединский некоторое время не понимали, что делать. Подсказал старший по возрасту Никитин. Он предложил о падении батюшки не рассказывать, а лошадь с ним пустить домой: она хорошо знала свой двор и должна была остановиться у ворот. На допросе подчиненные Новосильцева должны были показать "заодно", что священник отправился вперед, а они втроем ехали сзади.
Выясняли, чья лошадь лучше
Только вот одинаковых показаний у них не получилось. Если дьякон Смирнов сообщал, что вторые сани нагнали его, после чего пришлось повернуть обратно, то, по словам Никитина, они остановились прямо у тела упавшего Новосильцева. А пономарь показывал, что они всё же объехали упавшего, "ничем не задев" его. Правда, в таком случае было неясно, почему они вообще объезжали батюшку, а не остановились, чтобы помочь ему. Да и повреждения на теле Новосильцева явно говорили не о простом падении с саней.
И вечером того же дня сам автор "заговора", дьячок Никитин, признался Лепорскому, что они "переехали попа". Тот вскоре проинформировал об этом полицию.
Подробнее товарищей описал последнюю поездку Новосильцева дьякон Смирнов. Оказалось, что разгоряченные вином возницы, едва выехав из Иконникова, начали "выхвалять" своих лошадей. Священник говорил так: "Хотя дьячку и дают за его лошадь 100 рублей, а у меня только 45 заплачено, да я ни за что не поменяюсь!" Доехав до узкой дороги через лес, седоки решили на практике выяснить, кто же прав. Батюшка хлестнул лошадей, его сани быстро набрали бешеную скорость. В нескольких шагах позади мчался дьячок – его лошадь действительно была очень хороша.
Чувствуя дыхание преследователей за спиной, лошадь священника стала сбиваться на сторону. Новосильцев попытался выправить ее, – но тут левый полоз его саней попал на ухаб. Грузный батюшка вылетел с облучка и грохнулся на дорогу. По нему пронеслись полозья саней дьякона, который не смог сдержать свою "благую и горячую" лошадь…
Стало ясно, что смерть Новосильцева стала результатом несчастного случая. Испуганные подчиненные не нашли ничего лучшего, как отправить сани с телом священника без сопровождения, испугавшись обвинения в злоумышленном убийстве. При этом они допустили уйму ошибок: не только оставили в санях погибшего предметы своей одежды, но и не смогли договориться о картине происшествия. Кажется, это больше остального убедило судебных чиновников в невиновности Смирнова, Никитина и Побединского. Их было решено освободить, а дело "представить суду Божию"...
Однако на этом история не закончилась. Продолжение ждет читателей "ИГ" в следующем выпуске страницы "Дела архивные".