Вместо музыки слушал розу ветров на Балтике

14 апреля 09:00

Создатель музея полка Нормандия-Неман Фёдор Бутман в годы войны он служил в отряде катерных тральщиков, защищая Ленинград

Зачитывались книгами о приключениях, ходили на "Чапая"

С ветераном Великой Отечественной войны Фёдором Бутманом, бывшим директором ивановской школы № 29, создателем известного в городе музея полка Нормандия-Неман я познакомился более четверти века назад. В годы войны он служил в отряде катерных тральщиков, защищая Ленинград.

В начале разговора я попросил собеседника поделиться воспоминаниями о мирной жизни его ровесников накануне страшных событий 1941 года. В ту пору он жил на Псковщине, на той самой земле, что в свое время взрастила самобытного русского композитора Модеста Мусоргского. Федя Бутман с малых лет удивлял всех природными способностями: подхватывал с ползвука и идеально воспроизводил любую мелодию, а из всех музыкальных инструментов особенно выделял духовые.

СПРАВКА. Фёдор Бутман родился в 1924 году в Псковской области. В начале войны был эвакуирован в Иваново, где до призыва в армию работал музыкантом в духовом оркестре цирка. С октября 1942-го служил в отряде катерных тральщиков на Балтийском флоте. После окончания войны расчищал от мин и восстанавливал балтийские судоходные маршруты, играл во флотском эстрадном джазовом оркестре в Ленинграде и Таллине. После окончания Ивановского педагогического института работал учителем истории. В 1959 году был назначен директором школы № 29, где создал музей полка Нормандии-Неман. Награжден орденом Отечественной войны II степени, медалями. Умер в 2002 году.

Как только появилась возможность, маленький слухач начал профессиональное образование. Парень с интересом постигал тонкости и секреты духового искусства, был принят в оркестр псковского Дворца культуры – земляки знали Федора как виртуозного исполнителя сольных партий на трубе.

"Уже тогда я считал музыку своим призванием, хотя круг моих интересов был достаточно разнообразен, – рассказывал Фёдор Борисович. – Многое хотелось успеть. Например, "Чапая" с Бабочкиным в главной роли многократно с друзьями пересматривали. Книгами приключенческими всем двором зачитывались, бурно обсуждали героев и их поступки. Жизнь мальчишеская била ключом. Война ворвалась в нее, можно сказать, неожиданно и разрушила все планы и ожидания, в том числе и музыкальные". 

Линкор сражался, находясь на мели

С момента вторжения гитлеровцы стремились с ходу овладеть Псковом, потому как рассматривали этот город в качестве "парадного ключа к дверям Ленинграда" и воротами в Прибалтику. К июлю 1941 года началась массовая эвакуация местных жителей. Так Фёдор Бутман оказался в Иванове, где сразу же был принят на работу музыкантом в цирковой оркестр. 

Как многие его сверстники, юноша рвался на фронт. Вместе со своим новым приятелем Владиком Гутманом они чуть ли не ежедневно осаждали двери военкомата с требованием направить в действующую армию. Учитывая непризывной возраст мальчишек, сначала их записали в школу ВВС, в которой готовили к летной службе.

Только судьба распорядилась по-своему. Юный трубач даже не мог предположить, что в течение восьми лет ему придется слушать музыку розы ветров на Балтийском флоте.

В октябре 1942-го призывник из Иванова стал курсантом учебного отряда минеров в Кронштадте. Место несения первой матросской службы – линкор "Марат", который не одно десятилетие воспринимался как символ могущества советского военно-морского флота.

Участвуя в обороне Ленинграда, корабль получил серьезные повреждения, но продолжал сражаться с оккупантами. Кронштадтские мастера-ремонтники "подлечили" гордость нашей флотилии, и боевой корабль, осевший носовой частью на грунт, продолжал вести массированные атаки по вражеским позициям из девяти орудий – и так до самого конца блокады. "Вот на таком героическом и мощном плацдарме береговой обороны, – пояснял особенности своей учебки Фёдор Бутман, – я получал военную специализацию. Был расписан в торпедном отсеке. Правда, торпедами тогда стрелять не пришлось, но их расположение, условия, при которых ведутся обстрелы, были изучены основательно".

После крещения огнем наградили… компотом

И практика не заставила долго ждать. В день, когда произошло боевое крещение огнем, Фёдор заступил на вахту часового. Над бухтой стояла безмятежная тишина, неожиданно обернувшаяся сокрушительной вражеской бомбардировкой. Юнкерсы бороздили кронштадтское небо. Часовой насчитал около трех десятков чужих самолетов.

По приказу командира катера немедленно покинули стоянку и вышли в открытое море, где можно было лавировать, спасаясь от жестокого налета. Только матрос, стоявший на часах, не имел права покинуть место несения службы. Бомбы разрывались вокруг. Ивановцу казалось, что следующая обязательно выберет тот пятачок, где он из последних сил борется со страхом. Его засыпало песком, забросало камнями.

Когда юнкерсы улетели, командир долго не хотел верить, что часовой, хотя и получил довольно ощутимые ушибы, всё же остался жив. И за то, что не струсил, он приказал напоить моряка, не оставившего вахту под натиском страха, компотом. Товарищи принесли целый бачок сладкого ароматного варева.

С пулеметом максим против новейшей техники

Отряд катерных тральщиков, в котором служил Бутман, занимался поиском, постановкой и тралением мин, проводкой судов через взрывоопасные зоны. Команда бесстрашно проделывала проходы через многоярусные минные заграждения, установленные противником. Один неосторожный шаг…

По словам Фёдора Борисовича, в те горячие дни на Балтике они прочесывали фарватеры под несмолкающими атаками. Вражеские самолеты на низкой высоте пролетали над советскими катерами и расстреливали, как говорится, в упор. Чем могли ответить фашисту минеры-тральщики, если у них из вооруже-ния – только пулемет максим?

"У немцев же – отличная новейшая техника, магнитные мины с часовым механизмом, с фотоэлементом, – сетовал мой собеседник. – Но у них не было главного – той силы духа, с которой мы защищали Родину, мужественно отвоевывая каждую пядь захваченной земли".

В течение 1943 года катера выставили более ста мин и провели не менее сорока торпедных атак, сопровождали десанты, ходили в дозор. Но самый тяжелый бой, по определению Бутмана, произошел уже в финале ленинградской эпопеи, обнажив нечеловеческий оскал войны. Случилась эта трагическая история во время боевого похода, когда команда тральщиков была отправлена на очередное задание.

"В 1944-м мы ставили мины, и на нас напали торпедные и какие-то другие катера врага, начали бесперебойно обстреливать, – рассказывал Фёдор Борисович. – Мы открыли ответный огонь, однако сил явно недоставало. Слава богу, подоспела наша авиация, и, казалось, опасность миновала. В том бою мы испытали самый настоящий ужас, который, уверен, до конца дней остался с теми, кто вышел живым из той переделки. На глазах всего экипажа у молоденького сигнальщика осколком срезало голову…"

Погибнуть мог и в мирное время

После капитуляции фашистской Германии Фёдор Бутман продолжал служить на Балтийском флоте. Перед моряками-тральщиками была поставлена задача государственной значимости: очистить водное пространство от плавучей смерти и открыть большой корабельный фарватер. Сколько раз уже после окончания войны ивановцу и его флотским товарищам случалось рисковать жизнью, откручивая рога "черным немецким мячикам" и восстанавливая судоходные балтийские маршруты!

И тем не менее первая послевоенная весна изменила душевное настроение старшины, вновь наполнив его боевые будни мечтой о музыке. Фёдора Бутмана приняли во флотский оркестр. Теперь он почти ежедневно держал в руках любимый инструмент и разучивал новые мелодии. Чуть позже поступил в Таллинскую консерваторию, которую, правда, окончить не удалось.

В 1950 году пришел приказ о демобилизации. Фёдор поступил на исторический факультет Ивановского педагогического института. Почему послевоенная роза ветров повела жизненный корабль героя по такому неожиданному курсу? Оказывается, еще в учебном отряде тральщиков Бутману приходилось вплотную общаться с трудными подростками, оставшимися без родителей. Он находил общий язык с отбившимися от порядка пацанами, положительно влиял на их дальнейшие жизненные установки. Именно этот факт фронтовой биографии определил профессиональный выбор, сделанный Фёдором Борисовичем в мирное время.

Получив диплом, моряк какое-то время занимался воспитанием так называемых переростков – сначала в качестве учителя, потом директора специализированного учебного заведения. Затем в течение четверти века Фёдор Бутман возглавлял коллектив ивановской школы № 29.

В память о летчиках полка Нормандия-Неман, с которыми был лично знаком в 1942 году, участник Великой Отечественной создал в своей школе один из лучших в городе музеев. Он всегда рассматривал его как центр патриотического воспитания, формирования гражданских и общечеловеческих качеств юношества.

Даже на заслуженном отдыхе Фёдор Борисович сохранял активную жизненную позицию, часто общался с молодежной аудиторией и делился воспоминаниями о пережитом в военное лихолетье. Душа педагога и музыканта до последнего вздоха продолжала петь музыку розы ветров, пронесенную им через все испытания беспокойной жизни.

В школе № 29 в память об учителе и наставнике Фёдоре Бутмане установлена мемориальная доска, продолжает действовать созданный ветераном еще в 1960-е годы музей.

Полная версия