- Нынешнему поколению журналистов этот символ может быть непонятен. Они понаслышке знают о том, что существовала цензура, существовали какие-то ограничения. Сейчас, в скобках замечу, такой небольшой элемент цензуры не помешал бы (смеется).
- Ну, элементы-то есть...
- С тем, что было в те времена, их сравнивать трудно... Поначалу в нашу газету пришли в основном профессиональные журналисты, которые работали и были воспитаны в лоне партийно-советской печати. И, несмотря на то, что повеял свежий ветер, что речь шла о демократизации, о гласности и так далее, конечно же, мы предвидели, что будут какие-то проблемы со свободным, независимым от чьего-либо давления словом. Видимо, это был первый посыл: мы хотели заявить, что тот «асфальт», который укатал землю, мы намереваемся пробить своими перьями. Какие-то слова – в передовице или в предуведомлении о том, что мы собираемся делать, – они, наверное, подействовали бы не так впечатляюще на читателя, как хороший символический рисунок... Был и второй стимул для этой идеи: несмотря на то что газета формально была создана еще в конце 1990 года, до момента выхода «Крутицкой, 9» ни одного номера мы еще не выпустили.
- А выход намечался, по-моему, на март?
- Да, то в феврале, то в марте. И мы тогда уже поняли, почувствовали, что не очень и не для всех мы желанны. Под разными предлогами нас не печатали...
- А для кого мы были НЕ желанны?
- Понимаешь, трудно ткнуть в кого-то пальцем... Но я понимаю, что за тогдашним директором областной типографии Оносовским, в котором вся, в общем-то, препона была и который, как я понимаю, не очень приветствовал то, что происходит в стране, – за ним стоял определенный слой людей, которые, мягко говоря, с опаской отнеслись к появлению печати нового типа. Тем более что она была продекларирована совершенно ясно: «противовес партийно-советской печати».
- Советской? Но ведь мы декларировали себя как газета Советов. Даже слоган придумали: «Газета Совета – ваша газета».
- Так-то так. Но ведь в те времена ТОЛЬКО партийной была, помоему, «Правда», а все областные были – «органы» – обкома и областного Совета». Ясно, что Совет здесь был «сбоку припека»... В общем, та ситуация создавала в нашем коллективе атмосферу напряжения, раздражения, недовольства.
- Коллектив есть, а газеты нет...
- Точно. И было совершенно очевидно, что кто-то этому препятствует. Мы были готовы к тому, чтобы газету выпускать. Штат был практически укомплектован, и это всё были люди мастеровитые, никого учить не надо было. И вот идея о том, что надо прорываться к читателю, несмотря ни на какие запреты, явные и неявные... Я не помню, честно говоря, кто был автором этой идеи, но она была предложена, и наш художник Володя Стеклов точно ее уловил и замечательно воплотил в этом рисунке.
- Рядом с перьями помещен факсимильно воспроизведенный текст депутатского обращения. Он говорит о том, что не все были против газеты, кто-то и за...
- Конечно, иначе нам бы и делать было нечего. Обращение было от группы «Народовластие» в областном Совете – наиболее энергичных демократов. Тогда это слово не получило еще среди обывателей такого негативного оттенка, как несколько лет спустя...
Мы были искренни в убеждении, что надо рамки эти сковывающие ломать и только так нас читатель поймет. И, я думаю, он нас понял: наша газета стала зерном, которое упало на благодатную почву тогдашних умонастроений.
- Почву? Но на рисунке-то – асфальт...
- Ну да, подметил! (Смеется.) Почва была благодатная, а сверху – асфальт, вот-вот! И я думаю, что этот символический рисунок в пробном номере (а он, кстати, разошелся моментально – 20 тысяч тираж!) вместе с другими материалами сыграл на то, что с самого начала, когда мы стали выходить ежедневно, у нас сразу начала расти подписка. Люди буквально расхватывали газету!
- Вопрос от тех, кто тогда еще, может быть, только родился, в том числе и от некоторых наших коллег. А почему всё-таки «Крутицкая, 9»?
- Крутицкая, 9 – это точный адрес бывшей конторы «Облкниготорга», которая переехала оттуда. Туда нас поселили – временно, пока не найдут что-то более приличное. Это, конечно, была стра-а-ашная развалюха! Пришлось ее чуть ли не своими руками доводить до какойто «кондиции», чтобы можно было хоть как-то, более-менее нормально работать, существовать – чтобы откуда-то ничего не падало, не текло, не дуло. Надо сказать, что это было не первое и не последнее наше пристанище. Первое – прежний обком партии, три кабинетика, которые нам выделили. После Крутицкой было помещение в здании на Арсения, бывшем горкоме партии, где сейчас областной суд. И вот теперь – Генкиной, 35. А еще временная «эвакуация» была – в дом на Ленина, 16, на время ремонта...
- А почему в выходных данных пилотного номера значится «Кинешемская городская типография», а не «Ивановская областная»? (Это я от лица несведущих спрашиваю, сам-то знаю ответ: вместе с вами был в выездной бригаде верстальщиков и журналистов).
- Именно потому «ИГ» и печаталась в Кинешме, что областная типография категорически отказалась. И этим номером мы всётаки хотели доказать читателю, что мы есть, ребята, и мы будем! Здесь, надо сказать, нам помог Владимир Николаевич Марьин, тогдашний начальник управления печати – человек далеко не «правых» взглядов, но профессиональный, понимающий. Да и по долгу службы он отвечал за то, чтобы газета в конце концов вышла. Ожидания новой прессы были не только в Иванове, но и во всей области, так что кинешемские печатники нас очень хорошо встретили, помогали. Мы, кажется, два дня газету верстали...
- Я не помню, какого числа это было. Над «шапкой» указано только: «Июнь 1991 г.» и в выходных данных числа нет. День был без числа!..
- Какого-то мартобря (смеется). В общем, это было в 20-х числах июня. «Крутицкая, 9» вышла в свет вроде как полулегально. Но на рисунке с перьями, в уголочке, уже есть будущая «шапка» «Ивановской газеты», читатель увидел ее впервые, не считая рекламных листовок, и в преамбуле на первой полосе указано, что к чему. До 4 июля оставались считанные дни…