Иконостас для главной церкви привезли из Владимира
Мы бродили с краеведом по его родному Васильевскому. И он с увлечением о нем рассказывал. Первое упоминание о селе относится к 1554 году в так называемой уставной грамоте, данной Иваном Грозным местным старостам. Но люди здесь жили с давних времен. И место это называлось по имени протекающей поблизости речки Матни – Матнинским станом.
Станом же оно стало именоваться из-за пересечения нескольких дорог, где путники обычно делали привал, отдыхали, кормили лошадей, чинили, если требовалось, телеги и тарантасы. Возле стана с трактирами, постоялыми дворами была и ямская слобода. Просуществовала вплоть до 1750 года, когда случился пожар. Пришлось переселяться на левый берег Матни, в Васильевское. Именно в нем стали искать приют и путники, спешащие в Дунилово, Лух, Шую, Нижний Новгород...
Село с самого своего зарождения развивалось в основном как торговое. Об этом свидетельствует документ, находящийся в местном музее и датированный 1668 годом. По нему видно, что в то время в Васильевском было 85 дворов и из них только 36 владельцев занимались земледелием. Местные купцы бойко торговали во многих городах, в том числе и столице. Проходили ярмарки в самом Васильевском.
Село Васильевское.
Именно успешная торговля позволяла делать большие вклады в церкви. Старые деревянные стали перестраиваться в каменные. Строили с размахом и со вкусом. Многое перенималось от лучших, уже действующих храмов в различных регионах страны. За сравнительно короткий период в селе появляются четыре церкви: Грузинской Богоматери, Николы Чудотворца, Успенская и Троицкая, которые объединила в единый архитектурный ансамбль колокольня.
Ансамбль чем-то походил на храм Троице-Сергиевой лавры в Сергиевом Посаде. И это вызывало законную гордость у васильевцев. Поэтому, когда понадобился иконостас для центральной и самой большой Троицкой церкви, решили и в этом случае не ударить в грязь лицом. Приобрели его во Владимире, в то время губернском городе, из запасников Успенского собора, одного из старейших и известнейших в России.
Уже в более позднее время в селе ходили слухи, что к иконостасу имел отношение Андрей Рублёв. Но никаких документальных подтверждений этому не было.
По архивам в поисках старинных рукописей
Более десяти лет понадобилось Ивану Шлепину, этому тогда не по годам энергичному и любознательному человеку, чтобы сделать важнейшие уточнения в отношении того, как в Васильевском оказались работы Рублёва, по чьему указанию и когда они были вывезены. Для этого пришлось перечитать груду книг, старинных рукописей, не раз съездить в Москву, Ленинград, Владимир, встретиться с музейными работниками, архивариусами и, наконец, стать большим знатоком биографии и творчества знаменитого мастера кисти эпохи "русского Возрождения".
Рассказывал селянам, что самые первые упоминания о мастере относятся к московской Троицкой летописи за 1405 год: "тое же весны погаша подписывати церковь каменную святое благовещенье на князя великого двора... а мастера бяху, Феофан иконник Гречин, да Прохор старец с Городца, да чернец Андрей Рублёв". "Имя художника названо последним, и по тогдашним канонам, – объяснял Иван Васильевич, – это означает, что он младший в артели, конечно, не по годам, а по мастерству. Видать, сильное окружение было у Рублёва. И понятно, что украшала артель домовую церковь Василия Дмитриевича, старшего сына Дмитрия Донского".
Икона с изображением Андрея Рублёва.
А поиски истины у Шлепина начались с воспоминания детства, когда он в один из летних дней 1923 года стал невольным свидетелем погрузки на длинные телеги-роспуски икон Троицкого храма. "Кому святые лики понадобились?" – интересовались тогда крестьяне. "В Москву велено везти. Сказывают, Андрей Рублёв их изображал..."
Шедевры отправились в Русский музей и Третьяковку
Воспоминания не давали краеведу покоя. Из книги "Шуя и описание ее окрестностей", изданной в 1851 году, он и вычитал, что иконы для церквей села крестьяне купили во Владимире у строителей Успенского собора. Как свидетельствует летопись за 1408 год, Андрей Рублёв работал над обновлением иконостаса и фресок того самого собора: 25 мая "начаша подписывати церковь каменную великую соборную святая Богородица иже во Владимире повелением князя Великого, а мастера Данило иконник да Андрей Рублёв". Названный здесь Данило более известен под именем Даниила Чёрного, товарища Андрея в работах.
Впоследствии выполненные ими иконы из владимирского иконостаса были заменены новыми. А куда девались старые? Уж не их ли приобрели жители Васильевского? Опять поиски. И то, что раньше считалось для односельчан слухом, домыслом, оказалось явью.
В 1767 году императрица Екатерина II проездом из Казани в Петербург побывала во Владимире, где посетила Успенский собор. На нее он произвел гнетущее впечатление своей запущенностью. Тут же последовал высочайший указ о реставрации церкви. Она позволяла в ряде случаев заменять старые настенные росписи и иконы новыми, в соответствии со вкусом екатерининской эпохи. Древний обветшалый иконостас был разобран и отправлен в храмовое хранилище. О причастности к ним великого художника давно забыли.
А в 1768 году иконостас с 29 иконами (на это указывают найденные Шлепиным документы) и приобрели васильевцы. Среди них были такие известные сейчас, как "Апостол Павел", "Спас в Силах", "Богоматерь"...
Служители церквей села бережно оберегали "божьи лики". В 1852 году для их обновления пригласили известного московского художника, реставратора Николая Подключникова. Тот один из первых высказал предположение, что "святые доски" по стилю письма могут принадлежать кисти Андрея Рублёва или его сподвижникам.
Этим предположением, скорее всего, и воспользовался прекрасный знаток древнерусского искусства Игорь Грабарь, когда сразу же после Октябрьской революции снарядил и сам возглавил экскурсию в Васильевское. Заключения экспертов и их руководителя оказались единодушными: иконы написаны с участием Рублёва.
Одну икону, "Вознесенье", выделяющуюся наиболее совершенным исполнением, Грабарь взял в Москву для показа широкому кругу ученых, историков и искусствоведов. Было это в 1918 году, а в 1923-м творения живописца и его помощников вывезли из Васильевского. В центральных реставрационных мастерских над их восстановлением трудились лучшие специалисты того времени.
Стало известно, и в какие музеи были отправлены старинные шедевры. Четыре иконы, в том числе с изображением апостолов Петра и Павла, попали в Русский музей, остальные – в Третьяковскую галерею.
Судьба двух "святых досок" под вопросом
Выполнив большой, кропотливый труд, Иван Шлепин готовился уже передать собранные им документы в музей села Васильевского, как в одном из периодических изданий прочел статью известного московского ученого-краеведа, в которой нашел значительные расхождения со своими выводами и заключениями. Столичный автор утверждал, что якобы рублевские иконы из Васильевского вывезены не в 1923 году, как установил шуянин, а годом раньше (такие утверждения и в настоящее время появляются в печати).
В компетентности автора публикации сомневаться не приходилось. Неужели просчет допустил сам Иван Васильевич? Шлепин вступил в переписку с московским краеведом. А когда пришел ответ, не мог скрыть радости. Его оппонент писал, что "выводы в статье делал на основании записок самого Грабаря и еще ряда лиц. Все указывали на 1922 год. А вот о том, на основании каких решений или постановлений осуществлялась вывозка икон, единогласия не было. Чтобы рассеять противоречия,<…> отправился в Центральный Государственный архив Октябрьской Революции. И только здесь удалось найти то, что искал. "Протокол № 14 заседания Секретариата ВЦИК от 14 мая 1923 года, – читаю в одном из документов. – Слушали: "О возвращении древних икон работы Рублёва из села Васильевского Шуйского уезда. Постановили: предложить Шуйскому уисполкому изъять из церкви села Васильевского 26 икон..."
Свое признание московский автор сделал и всенародно, напечатав в одной из газет поправку в своей статье.
На этом Иван Шлепин мог бы и успокоиться в своих поисках, тем более что все документы он уже передал в музей родного села. Но, видимо, такой уж это неугомонный человек. Он лично смотрел хранящиеся в музеях и картинных галереях иконы – все 27 (с учетом той, что взял с собой Грабарь). А где же тогда еще две: ведь крестьяне закупили во Владимире их 29?
"Судьба этих "святых досок" меня волнует, – рассказывал Иван Васильевич. – Об одной довелось услышать от бывшего участкового, который в конце тридцатых годов якобы видел ее в деревне Скоморохове (что в нескольких километрах от Васильевского) у проживавшего там старика. Когда же мне после войны удалось приехать в Скоморохово, ни старика, ни дома, где он жил, уже не было. Однако я оптимист по натуре и продолжаю поиск, надеясь на его счастливый исход..."
…В биографии Андрея Рублёва много белых пятен. Не всё мы знаем и о его произведениях. И вдвойне приятно, что изучением творческого пути живописца, его трудов занимались и занимаются не только историки, искусствоведы, писатели, но и простые люди, каким был Иван Шлепин. Это лишний раз подчеркивает притягательную силу искусства Рублёва, которое с годами становится всё значительнее и ярче.
